ЗАГАДКА «БОРЖОМИ». СМЕРТЬ СТАЛИНА (Ч.2)
Василий Кузьмич Киселев, сын первого министра иностранных дел БССР продолжает делится мыслями, навеянными беседами со своим отцом.
Данные события излагаются на правах версии, хотя и очень правдоподобной. О них я слышал от отца и его старого друга – одного из руководителей КГБ СССР в 60 годах, пограничника, генерал-полковника Бельченко Сергея Саввича. Отец неоднократно встречался со Сталиным в официальной и неофициальной обстановке – у него на даче, но всегда по его вызову и только один раз по своей личной просьбе в 1950 году связанной с сотрудниками МИДа Белоруссии, которых он отбирал лично.
В чём была ситуация? Однажды утром, придя на работу в свой кабинет, отец увидел испуганные глаза своего секретаря и глухую тишину в кабинетах сотрудников – весь МИД располагался на двух этажах в одном четырехэтажном здании без лифта, но с постами охраны на каждом этаже. Оказалось, что ночью все работники министерства были арестованы МГБ по приказу министра госбезопасности Лаврентия Цанавы. Их обвиняли в шпионаже в пользу разведслужб США, Англии, Израиля (в стране проводилась компания «борьбы с космополитами») и Югославии, чьё руководство называлось фашистским, а их политика антисоветской, предательской и проамериканской. Были разорваны дипломатические отношения. Но после смерти Сталина, в 1953-1955 годах отношения СССР и Югославии были постепенно нормализованы.
Обвинение в связях с Югославией в то время было обвинением политическим и грозило смертью. Отца не тронули, так как знали хорошее отношение к нему Сталина, который мог спросить, а где Киселев?
Отец пришел домой на обед, посидел, подумал и никому ничего не говоря взял обычный железнодорожный билет и уехал в Москву, где по телефону связался с Поскребышевым и попросил записать его на прием к Сталину «по личному вопросу». Вскоре Поскрёбышев перезвонил и сказал, что его примет Сталин, но следующей ночью и не более 15 минут.
Со слов отца встреча протекала так (для удобства читателя обозначаю Киселева буквой «К», а Сталина – буквой «Ст» - автор) он отлично её запомнил.
Ст. – Здравствуйте, проходите, что случилось и зачем я нужен вам?
К. – Лично мне и моей семье ничего не нужно. Спасибо Вам, партии и правительству- для работы всё есть, указания Вышинского (в то время являлся министром иностранных дел СССР) выполняем, свои предложения регулярно предоставляем. Но есть одна проблема, ряд моих сотрудников арестованы МГБ по обвинению в шпионаже и их вскоре начнут «усиленно допрашивать» следователи. Я уверен, что они честные люди, вступили в партию на фронте, никаких политических замечаний к ним нет, они хорошо работают. Ни в чем не обвиняю чекистов, но возможна хитрая вражеская провокация. Единственная просьба – обеспечить объективное разбирательство под Вашим контролем.
Ст. – К Вам, товарищ Киселев, у нас претензий нет, спокойно работайте. Наберите новых людей, посоветуйтесь с МГБ и продолжайте действовать как всегда – спокойно, аргументированно и всесторонне. С бывшими вашими сотрудниками органы разберутся. Если у Вас всё, можете возвращаться в Минск.
99% из 100% руководителей, получив гарантию личной безопасности и сохранения должности, по моему мнению, лбом бы открыли дверь и на скорости выскочили из кабинета. Но отец видел разные ситуации и разбирался в людях, с которыми вместе работал. Он никогда не спорил, не критиковал Сталина и руководство, но всегда делал для людей то, что мог сделать. Поэтому подойдя неспешным шагом к двери из кабинета, повернулся и сказал, что всё же просит Сталина разобраться более детально, а он может поручиться за каждого своего сотрудника.
Сталин перестал ходить по кабинету, молча пристально посмотрел не отца и сказал, что если он лично за них ручается, то пусть садится за стол и пишет свое поручительство персонально по каждому. Отец сел, написал фамилии всех арестованных сотрудников и отдал бумагу Сталину, который сложил её и положил в карман. Через несколько часов отец уже ехал в железнодорожном вагоне и до Минска молча смотрел в окно. Приехав домой выспался и на следующее утро был на работе. Все сотрудники были на своих местах. Они ничего не говорили отцу, а он ни о чём их не спрашивал.
Останавливаюсь на этом эпизоде, так как по мнению отца он сыграл определенную роль в том, что в сентябре 1952 года, накануне 19-го партсъезда, его вызвал в Москву секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев, особо доверенное лицо Сталина и предложил сменить работу и перейти в аппарат ЦК на должность секретаря ЦК по кадрам. Отец попросил день подумать и… отказался. Отец продолжил работать в МИДе БССР. А вместо него была предложена кандидатура первого секретаря ЦК Молдавии Л.И. Брежнева.
Но Брежнев, при всех своих плюсах и минусах, не мог забыть, что он был второй кандидатурой после Киселева и отомстил отцу, отправив его на пенсию в 1966 году «по состоянию здоровья», хотя ничем в то время серьёзным он не болел и никаких замечаний по работе МИДа в ЦК Компартии Белоруссии и в правительстве республики не было.
Я спросил у отца во время нашей беседы: «Почему он отказался от предложения перейти на очень значимую работу в ЦК КПСС?». Он подумал и сказал: «Близко к солнцу – жарко». Он пояснил мне, что в то время усилились противоречия в руководстве партии. В новый президиум ЦК КПСС, созданный вместо Политбюро, вошли 25 человек, вместо 11. На ряду со старыми руководителями – Хрущевым, Кагановичем, Ворошиловым, Сталиным и другими, в него вошли 14 новых, молодых руководителей – Пономаренко, Сабуров, Первухин, Брежнев и ряд других. Было ясно, что готовился поворот в кадровой политике – старые кадры должны будут уйти, а молодые прийти. Для повседневного руководства было создано Бюро Президиума ЦК, избранное на Пленуме ЦК КПСС в октябре 1952 года в количестве 5 человек: Сталин (председатель) и члены бюро – Хрущёв, Маленков, Берия, Булганин.
Сталин, видимо, руководствовался принципом: «Друзей держи близко к себе, а противников – ещё ближе». Было понятно, что Сталин подыскивал себе преемника, а себе хотел оставить общее руководство, выработку принципиальной линии и контроль. Было несколько возможных кандидатур преемников, но наиболее вероятным являлся Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. (После смерти Сталина, в марте 1953 года он был выведен из Президиума ЦК в связи с его упразднением и назначен на пост министра культуры СССР, а затем отправлен в Казахстан первым секретарем ЦК компартии Казахстана, где вторым секретарем стал Брежнев. В 1955-1965 годах был на дипломатической работе, послом СССР в ряде стран, представлял СССР в МАГАТЭ в 1955-1965 гг.)
Сталин, его сторонники выступали за обновление руководства страной и партией, за передачу реальной власти от партийного аппарата к государственным, советским, профсоюзным органам, тесно связанными с широкими массами трудящихся и отражающими их интересы. Сталин ценил смелых и принципиальных людей, если они выступали на его стороне, даже если они позволяли себе иногда проявлять свое видение текущего момента.
К началу 1953 года сложилась напряженная обстановка в руководстве партии и государства. Перед старыми партийными кадрами стал вопрос как быть, чтобы не только выжить, но сохранить и упрочить свою власть. Неизбежность корректировки политики понимали все, но каждый по-своему, думая, что только он может стать преемником Сталина и получит одобрение очередного ХХ партсъезда, который согласно Уставу партии, должен был состояться в 1956 году. Открыто выступить со своей платформой они не хотели: против был колоссальный авторитет И.В. Сталина в народе и в партии, действовало решение Х съезда решение о недопустимости фракций в партии. Они ясно понимали свое неизбежное поражение в открытом бою, хотя Н.А. Булганин мог опереться на армию, Л.П. Берия на своих сторонников в органах безопасности, Г.М. Маленков и Н.С. Хрущев на значительную часть партийного аппарата в ЦК и на местах. Решение о созыве в середине марта пленума ЦК с вопросом о новом Генеральном секретаре ЦК КПСС, оставлении контрольных функций за Сталиным, изменение состава Бюро Президиума ЦК оставляло им только одну возможность – физическое устранение Сталина и перехват власти с последующей корректировкой политики, в том числе и на международной арене.
Заговорщики, в лице четырёх членов Президиума ЦК, хотели гарантированно избавиться от Сталина, а он от них. Главные минусы для Сталина и группы молодых руководителей-выдвиженцев заключались в том, что они не знали откуда и какой удар по ним будет нанесён, они действовали в рамках внутри-аппаратных игр в стиле 1936-1938 годов, которые заговорщикам были знакомы и в которых они принимали активное участие и иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы не питали. Новые члены Президиума не успели взять полностью под свой контроль важнейшие механизмы машины власти, а Сталин недооценил решительность заговорщиков и ошибочно считал, что у него есть ещё время для их разгрома, что они не смогут, хотя бы временно договориться между собой.
На руку заговорщикам играла и выжидательная позиция министра обороны Н.А. Булганина и министра госбезопасности С.Д. Игнатьева, которые выжидали разрешение противостояния, решив примкнуть к победителям. Оставив в стороне моральные аспекты, надо признать, они остались в выигрыше. Игнатьев остался членом ЦК, позже работал первым секретарем Башкирского и Татарского обкомов партии, а в 1960- году Хрущев отправил его на пенсию. Как свидетель смерти Сталина он был уже не нужен. Булганин оставался членом Политбюро ЦК КПСС до 1958 года, а в 1955-1958 годах – председателем Совета Министров СССР, то есть был вторым человеком в государстве. Хрущев запомнил его колебания в феврале 1953 года и отправил его на пенсию, присоединив его пост к своему – Первого секретаря ЦК. Отец в беседе со мной в 1977 году так прокомментировал эти отставки: «Излишняя хитрозадость всё равно выйдет боком».
Подобраться к Сталину для смертельного удара было не реально, но в принципе возможно, если кто-то поможет изнутри и ему не будут мешать. Внешне дачу под Москвой охраняли три кольца охраны с запретной зоной и приборами, как говорится «муха не пролетит не замеченной». Отравить тоже было невозможно, так как еду и питьё для вождя и его гостей проверяли и пробовали несколько человек, тем более Сталин сам подкладывал себе еду из разных тарелок и подносов. Отец видел это лично, будучи в 1938-1940 годах у него, в том числе и на ужинах и передвигаясь с сопровождающим сотрудником охраны по нескольким комнатам дачи и около неё.
Кроме того, в дежурной комнате охраны висела световая доска, где отмечалось в каком помещении и сколько людей находится вместе с охраняемым. Даже там, где он спал, а он часто менял места сна, отмечалось - лежит, спит, пишет или ходит.
Для начала заговорщикам надо было избавиться от преданных Сталину и очень наблюдательных помощников вождя – начальника охраны Н.С. Власика и личного секретаря А.Н. Поскребышева. В конце 1952 года был снят, а вскоре арестован Власик, которого обвинили в сокрытии письма Л.Ф. Тимошук, медсестры, о неправильном и умышленном «лечении» Жданова, в «подозрительных связях с агентами зарубежных разведок и тайном сговоре с Абакумовым» (бывшего министром госбезопасности с декабря 1945 года по июль 1951 года) против Сталина и осудили на 10 лет лагерей. Поскребышева скомпрометировали, подбросив секретные документы в его бумаги, уволили и взяли в разработку, то есть вскоре должны были арестовать. А за что?
После ареста Власика должность начальника управления охраны Кремля, одновременно с министерским постом занял Игнатьев, а главным охранником ещё с 1952 года стал И.В. Хрусталёв, человек тесно связанный с Берией по своей предшествующей работе. Секретарем стал доверенный человек из секретариата Маленкова. Они, чётко выполняя свои официальные обязанности, а неофициальные само собой, надежно изолировали Сталина «от излишней информации и людей».
Надо отметить, что полного доверия из-за своего колебания старых членов Президиума ЦК Игнатьев не вызывал и ему в заместители министра госбезопасности были назначены люди, тесно связанные с Хрущевым по совместной работе в Украине – Серов, Савченко, Рясной, Епишев. Летом 1953 года именно эти заместители министра госбезопасности сыграли важную роль в разгроме и аресте «команды Берии» и поддержали Хрущёва в его борьбе с Маленковым за лидерство в ЦК.
Сталин как опытный боец на политическом фронте не мог не учитывать возможности удара по нему изнутри. В последние месяцы жизни он сменил всю прислугу и охрану на даче в Волынском, где проводил много времени и работал. Теперь он считал, что его охрана не связана ни с Берией, ни с кем-либо ещё из бывших руководителей госбезопасности. Игнатьева он считал партаппаратчиком из ЦК – до назначения министром являлся заведующим отделом партийной, комсомольской и профсоюзной работы и мог его не опасаться. Но Сталин не всё и не всех учёл.
Последний раз Сталин побывал в Кремле 17 февраля 1953 года, принимая посла Индии, при этом были министры иностранных дел: СССР – Вышинский, Белорусской ССР – Киселёв, Украинской ССР – Поломарчук. 28 февраля он пригласил на дачу Маленкова, Хрущева, Берию и Булганина. Они вместе поужинали и Сталин был весел, в прекрасном расположении духа и внешне здоров. Гости разъехались после пяти утра.
На следующий день, 1 марта, Сталин вообще не вышел из комнаты, где спал. Охрана долго его не беспокоила – поздно лёг, устал, да и возраст - 73 года, но когда зашли, увидели вождя лежащим на полу без сознания, хрипящим. Было уже 11 часов вечера. Охранники, следуя инструкции, доложили Игнатьеву (по другим версиям – Берии), а тот, не беря на себя ответственность позвонил Берии и Маленкову, а те – Хрущёву. Охрана перенесла Сталина на диван и в 2 часа ночи приехали Игнатьев, Берия и Маленков и констатировали, что якобы товарищ Сталин спит и не надо его беспокоить. Врача не вызывали, хотя пострадавший был без сознания. Шли часы, но ничего не делалось. Ничем другим, как «подталкиванием конца» это не могло быть.
Утром 2 марта охрана снова доложила, что Сталин лежит без сознания и глухо стонет. Тогда днем приехал Берия, Маленков и Хрущёв, молча посмотрели и уехали. Только вечером 2 марта у постели больного появились врачи, которые были новыми людьми, а личный врач Сталина профессор Виноградов ранее был арестован «по делу врачей». Снова приехавший Игнатьев боялся войти в дом, а Хрущёв топтался перед комнатой, где лежал умирающий Сталин и тоже не заходил, а о чем-то беседовал с охранниками. В обстоятельствах последних часов его жизни много неясного. Услышав от врачей, что Сталин очень плох, тройка (Берия, Маленков, Хрущев) направились в Кремль, а Булганин сидел в машине, но не выходил, приехав на дачу, а затем уехал в министерство обороны.
В кабинет Сталина был приглашен, как представитель руководства «старой гвардии» Молотов. Вот эта четвёрка, ещё при живом Сталине, стала делить власть: Хрущев взял себе партийный аппарат, Маленков – руководство правительством, Берия объединил под своим началом Министерство госбезопасности и внутренних дел, Молотов – иностранные дела и разведку. Так действовать руководители старой волны управленцев могли только если они были твердо уверены, что Сталин скоро умрет. Тогда их решительность и достаточно мирный раздел, не без споров, но всё же, властных функций, понятен и объясним. Они решили вызвать в Москву членов ЦК, чтобы в ближайшие часы, хотя Сталин ещё дышал, провести пленум и узаконить раздел власти. Ещё до смерти Сталина, в 8 часов вечера 5 марта на совместном заседании членов Пленума ЦК, Совета министров, Президиума Верховного Совета были утверждены все договорные должности. Сталин умер только через час с небольшим после того, как делёж руководящих кресел закончился.
Начался период «коллективного руководства» партией и государства, с постепенным выпадением, не по своей воли, членов этого руководства. Первым в июле 1953 года убрали Берию, как наиболее сильного и опасного претендента на единоличную власть. Вторым «скушали» Маленкова в сентябре 1953 года – слишком активно, а главное удачно начал действовать в народном хозяйстве. В 1957 году выкинули видных представителей «старой гвардии» - Молотова, Кагановича и других, объявив их «антипартийной групкой», желающей пересмотреть решения ХХ съезда КПСС. В 1958 году тихо был убран Булганин за сомнения в мало продуманных реформах Хрущёва. Наступила эпоха «дорогого и любимого» Никиты Сергеевича с эпопеями поднятия целины, кукурузы всюду и везде, Карибским кризисом, разделения компартии на промышленную и сельскохозяйственную части, упразднения министерств и образования совнархозов, где были свои плюсы, но минусов было значительно больше.
Что же осталось за скобками в обстоятельствах «обычной» болезни и смерти Сталина?
Здесь мы обращаемся к информации Бельченко, которую он рассказал отцу. Все оказалось не так благолепно и ясно, как это преподносят, уходя от важных деталей. В первую очередь – причина смерти. Обширный инсульт, кровоизлияние в мозг, паралич тела и голоса. Да, это правда, но не вся. С целью выявить всю правду в конце 50-х годов была создана комиссия ЦК КПСС, в которую вошли и медики, и представители госбезопасности, и сотрудники архивов. Полностью восстановить всё не удалось, но многое выяснили и стали возникать некоторые предположения и косвенные данные о насильственной смерти вождя. Что характерно, пока звучали имена Берии, Маленкова и Молотова всё было нормально, когда зазвучали имена Булганина, Игнатьева и его заместителей стали возникать проблемы, ну а когда, по логике вещей, дошли до Хрущёва, то комиссию распустили, а собранный материалы изъяли. Сохранились ли они до сего дня – большой вопрос.
Удалось установить, что Сталин в ту ночь не ложился спать. Когда его нашли, он был в одежде и не снял зубных протезов. Если бы он ложился спать, то обязательно их снял, ибо они мешают нормально спать, то есть удар был внезапным и сразу обширным, а не частичное нарушение. О возможном влиянии на возникновение и распространение кровоизлияния «постороннего фактора» говорил врач П.Е. Лукомский, который участвовал в попытках реанимации Сталина в последние дни его жизни. Сталин быстро сообразил, что происходит и пополз после падения к тревожной кнопке в комнате, но не дополз. «Фактор» не был ядом в прямом смысле этого слова, он всего лишь провоцировал инсульт, придавая ему значительную силу. Есть ли такие вещества, растворимые в напитках? Очень вероятно, что есть. Где они могли быть? И здесь начинается самое интересное – на столе стояла бутылка «Боржоми», которое с удовольствием употреблял Сталин. Здесь две версии: по одной стакан с «Боржоми» после нескольких глотков напитка упал и разбился, по другой – остатки «Боржоми» с бутылки вылились на ковер. Но в любом случае ковер или с разбитым стаканом, или с вылитым напитком с возможными следами «фактора», охрана по приказу Хрусталева вынесла во двор дачи и уничтожила, а бутылку чисто вымыли и тоже выкинули. Так что установить точно какое было там растворено вещество явилось невозможным.
В токсикологической лаборатории Всесоюзного института экспериментальной медицины были вещества с различным действием. Но, скажет внимательный читатель, руководитель лаборатории Г.М. Майрановский был арестован ещё в 1951 году и обвинен, вместе с другими сотрудниками МГБ – Эйтингоном, Райхманом, Матусовым и А.Свердловым (сыном Якова Свердлова) в незаконном хранении ядов, а также, что они якобы являются участниками сионистского заговора, цель которого – захват власти с уничтожением высших руководителей государства, включая Сталина. В феврале 1953 года Майроновского приговорили к 10 годам лишения свободы как за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением. Позже, после смерти Сталина, все обвиняемые были освобождены, а обвинения сняты.
Особо вызывает подозрение распоряжение Хрусталева уставшим охранникам идти спать, вместо дежурства, так как Сталин устал, спит и просил его не тревожить, а он сам подежурит, тем более опасаться нечего и не от кого. Подменить обычную и проверенную ранее бутылку «Баржоми» заряженной – дело одной минуты.
Комиссия ЦК хотела допросить Хрусталева, но он умер, а покойники очень неразговорчивые люди.
А услать охранников надо было, так как никто не может точно сказать, когда и как быстро подействует «фактор» - ведь люди разные, организмы тоже реагируют по-разному, возраст также играет роль на скорость усвоения выпитого напитка, хотя доза, вероятно, была в любом случае смертельна.
Отсюда и затягивание с вызовом врачей, отсюда глупое предположение, что Сталин не потерял сознания, а просто спит и не надо его будить, отсюда и несколько приездов так называемых «соратников» с единственной проблемой «еще дышит», не пришел в себя, ничего не говорит? Когда убедились, что ничего ему не поможет – уехали в Кремль делить власть.
Уже в марте 1953 года Маленков в «Правде» выступил с критикой, правда безадресной, культа личности, который противоречит марксизму. В апреле на пленуме ЦК КПСС было решено прекратить «дело врачей», критику «космополитов», наказать слишком рьяных следователей МГБ и их начальников(некоторых).
Уже весной-летом 1953 года амнистированы несколько сотен тысяч заключенных с малыми сроками и за небольшие преступления, хотя в основном выпускали за хозяйственные «прегрешения», уголовников, бывших советских военнопленных, сократилось количество лагерей ГУЛАГа и несколько их обитателей. Лёд понемногу тронулся, хотя морозы были еще трескучими. До ХХ съезда партии оставалось то ли ещё три года, то ли только три года.
Киселёв В.К.,
кандидат исторических наук
Публикуемый материал содержит личные оценки и версии автора, и может не совпадать с мнением редакции газеты.
Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.