К 75-й годовшине Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Миф второй. О "непротивлении" Красной Армии врагу в 1941 году
В книге «22 июня. Окончательный диагноз» (издана в 2017, 2018 и 2019 годах) Марк Солонин так характеризует действия Красной армии в первые две недели войны: «…АРМИЯ НЕ ВОЕВАЛА …причиной… стали массовое неисполнение приказов, массовое дезертирство (как явное, так и скрытное), массовая сдача в плен…»
Такого же мнения и бывший московский мэр Гавриил Попов: по его представлениям, изложенным в книге «Сорок первый – сорок пятый. Одна война или три?» (издана в 2011 году), в первые десять дней войны с немцами никто не воевал: «…Народ – и соответственно армия – не хотел умирать за советский строй, за сталинский социализм, за диктатуру пролетариата». А вот потом, считает Гавриил Попов, когда народ понял, что немцы хуже большевиков, начало расти сопротивление врагу, и война приняла характер отечественной.
Владимир Бешанов, считающий себя военным историком и много лет заботливо опекаемый издательством «Яуза», в предисловии свежего (2018 года) издания книги «Танковый погром 1941 года» пишет: «Сражения 1941 года – не столько война, сколько массовая капитуляция Красной армии!»
Писатель Михаил Жванецкий срок непротивления немцам увеличил до 1943 г.: «У нас сражаться за Родину стали в 1943 году, когда воевали с немцем. До этого не защищали. Потому что было государство, был Сталин. Только когда Сталин отодвинулся, а придвинулась угроза Родине, все начали ее любить» («Аргументы и факты», №39, 2007 г.).
Поскольку Марк Солонин наиболее активен в «обосновании» низкого «боевого духа» Красной Армии в начале войны, обсудим его тезис – «АРМИЯ НЕ ВОЕВАЛА». Этот тезис нельзя признать разумным по нескольким причинам.
Вермахт против Солонина
Прежде всего, согласиться с приведенным Солонинным тезисом мешают генералы, офицеры и солдаты вермахта: их оценки боевых качеств Красной Армии в 1941 году кардинально расходятся с оценками Солонина.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта (до сентября 1942 года) генерал-полковник Франц Гальдер записал в дневнике от 29 июня 1941 года: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека… Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. Теперь наши войска должны сражаться в соответствии с учебниками ближнего боя. В Польше и на Западе они могли пренебречь правилами, но здесь снова пришлось вспомнить о них».
Начальник штаба 4-й немецкой армии (группа армий «Центр» – 1941г.) генерал-майор Гюнтер Блюментритт (с 1944 года – генерал пехоты) писал в статье о Московской битве (сборник «Роковые решения», издание 2004 года): «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, что такое Красная Армия. Наши потери достигли 50 процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске свыше недели, сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжелых орудий и бомбежку с воздуха …Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои… Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя…»
Генерал-майор вермахта Эдгар фон Бутлар (статья о войне с Россией в сборнике «Мировая война. 1939–1945 годы», издание 1957 года): «…В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе… способ ведения боевых действий и боевой дух противника …были совсем не похожи на те, с которыми немцы встречались в предыдущих «молниеносных войнах».
Начальник штаба командования люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдау (запись в дневнике от 3 июля 1941 года): «Ожесточенное сопротивление (советских войск. – В.Л.), его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным представлениям».
Командующий 1-й танковой группой (группа армий «Юг» – 1941 год) генерал-полковник Эвальд фон Клейст (с 1943 года – генерал-фельдмаршал): «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость».
Офицер 18-й танковой дивизии вермахта (запись в дневнике): «Несмотря на огромные пройденные расстояния, не было чувства, которое у нас было во Франции, не было чувства, что мы входим в побежденную страну. Напротив – здесь было сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадежным оно ни было…»
Танкист 12-й танковой дивизии вермахта Ганс Беккер: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть» (цит. по: Роберт Кершоу. «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных», издание 2009 года).
Лейтенант Гельмут Ритген (6-я танковая дивизия вермахта): «…В плен никто не сдавался, поэтому и пленных практически не было. Между прочим, наши танки довольно быстро расстреляли весь боекомплект, а такого не случалось нигде – ни в Польше, ни во Франции» (цит. по: Роберт Кершоу. «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных»).
Даже откровенный апологет гитлеровской армии Пауль Карель (псевдоним оберштурмбанфюрера СС Пауля Шмидта – исполнительного директора Службы новостей Третьего рейха и руководителя пресс-департамента министерства иностранных дел Германии) в книге «Восточный фронт. Гитлер идет на Восток» (издание 2003 года), описывая первые дни войны, отдает должное стойкости советских солдат: «…Немецкие солдаты начинали сознавать, что с таким противником нельзя не считаться… 126-я пехотная дивизия из земли Рейн-Вестфалия, сражаясь бок о бок с солдатами из Шлезвиг-Гольштейна, также на собственном горьком опыте познали силу и стойкость советских войск... То, что эта танковая война в Прибалтике не станет веселой прогулкой, легким блицкригом, встречей профессионалов с дворовой командой, немцы на горьком примере познали уже в первые сорок восемь часов после начала кампании…»
Можно было бы предположить, что Солонин не знаком с приведенными выше мнениями, но в своей книге он цитирует и Гальдера, и Блюментритта, т.е. позиция Солонина объясняется не незнанием, а сознательным игнорированием высказываний военнослужащих вермахта. Это значит, что Солонин грубо нарушил один из основополагающих принципов научного исследования – принцип всесторонности рассмотрения явлений. Так историки не поступают, так ведут себя, согласно терминологии самого Солонина, «историки-пропагандисты».
Несостоятельность доказательной базы Солонина
Солонин, объявив в предисловии тезис «АРМИЯ НЕ ВОЕВАЛА», во второй и третьей частях книги приводит множество фактов, якобы доказывающих его тезис. Для интерпретации излагаемых фактов в пользу своего тезиса Солонин прибегает к различного рода уловкам. Рассмотрим три основные уловки Солонина – замалчивание истинного соотношения сил в начале войны, умышленное искажение сущности блицкрига и манипуляцию с цифрами потерь советских войск.
Сравнительному описанию мощи войск Красной Армии и вермахта Солонин посвятил более 100 страниц. Морем цифр, цитат и рассуждений, размещенных на указанных 100 страницах, Солонин показывает общее превосходство Красной Армии над вермахтом в силах и средствах. Но о самом важном, определившем итоги первых сражений – соотношении сил на направлениях главного удара немцев – Солонин сообщает мимоходом, всего несколькими предложениями, причем конкретные цифры не приводятся. А цифры эти весьма красноречивы (см. табл. 1). Они говорят о том, что на направлениях главных ударов немцы имели многократное преимущество как в людях, так и в артиллерии (а на Западном фронте и в танках). При таком превосходстве вермахта разгром советских войск, принявших на себя первый удар немецких войск, был неминуем.
Таблица 1
Примечание. При составлении таблицы были использованы данные книги М. Мильтюхова «Упущенный шанс Сталина». В других источниках встречаются данные, несколько отличающиеся в количественном отношении, но качественно картина соотношения сил и средств сторон неизменна. Выделенные полужирным курсивом цифры относятся к соотношениям сил в пользу вермахта.
Сознательное искажение сущности стратегии блицкрига понадобилась Солонину для создания впечатления, что в июне 1941 года»…сопротивлялась лишь малая часть огромной советской армии», а большая ее часть «…с первых же дней войны… бросила оружие и разбрелась по лесам», что в тех условиях дезертиры и пленные «…в значительной степени не различимы – сначала происходило бегство в лес, а затем… переход из леса в лагерь военнопленных». Тем самым Солонин пытается уверить читателей в том, что сдача в плен красноармейцев носила не вынужденный, а фактически добровольный характер. Именно для этого он искажает суть блицкрига, объясняя победы вермахта в мае–июне 1940 года во Франции и в 1941 году в СССР грамотным применением немцами лишь двух принципов ведения боевых действий: «концентрации сил и взаимодействия родов войск». Однако в реальном блицкриге «концентрация сил и взаимодействие родов войск» играли важную, но не главную роль. Главным в стратегии немецкого блицкрига было нарушение управления и снабжения обороняющихся войск в результате стремительного и безостановочного (обходя без боя сильно укрепленные позиции) продвижения танковых и моторизированных соединений на большую глубину обороны противника, охват и окружение его войск. Стратегией блицкрига предполагалось, что у окруженных, лишенных управления и снабжения войск противника будет сломлена воля к сопротивлению, и они быстро капитулируют. Эта стратегия себя полностью оправдала в Польше и во Франции. Но в России уже в первых боях, как справедливо отметил английский историк Роберт Кершоу (книга «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных»), «азбучные» истины блицкрига «оказались поставлены с ног на голову отчаянным, доходившим порой до фанатизма сопротивлением русских в, казалось, безнадежнейших ситуациях». Именно это сопротивление привело к тому, что «половина наступательного потенциала немцев ушла не на продвижение к поставленной цели, а на закрепление уже имевшихся успехов». В результате в июле 1941 года появилась директива немецким войскам №33 «По дальнейшему ведению войны на Востоке», в которой признавалось: «Группе армий «Центр» потребуется время для ликвидации сильных боевых групп противника, продолжающих оставаться между нашими подвижными соединениями».
В начале войны для абсолютного большинства советских войск сдача в плен была вынужденным актом: окруженные войска сдавались в плен, лишь находясь в безвыходном положении, когда у них заканчивались продовольствие, горючее и боеприпасы. Это подтверждают немецкие документы. Франц Гальдер на 7-й день войны (28 июня 1941 года) записал в дневнике «…На всех участках фронта характерно небольшое число пленных...» 30 июля 1941 года в оперативной сводке группы армий «Центр» отмечалось: «…пленных мало». Только ко 2 июля 1941 года материальные ресурсы окруженных под Белостоком советских войск были исчерпаны, и они были вынуждены сложить оружие. Окруженные под Минском советские войска оказывали упорное сопротивление вермахту и начали сдаваться в плен в силу истощения сил и средств лишь после 4 июля 1941 года. Приведенные факты, во-первых, опровергают утверждение Солонина о том, что красноармейцы «с первых же дней» бросали оружие и разбредались по лесам, а во-вторых, говорят о том, что число добровольно сдавшихся в плен красноармейцев было мизерным.
И еще один факт, опровергающий домыслы Солонина о том, что большая часть советских войск «…с первых же дней войны… бросила оружие и разбрелась по лесам», и характеризующий действительную силу сопротивления Красной Армии вермахту в июне 1941 года. По данным немецкого исследователя Рюдигера Оверманса (книга Deutsche Militarische Verluste im Zweiten Weltkrieg, 1999), среднесуточные потери погибшими, которые понес вермахт в боях с советскими войсками в июне 1941 года, оставались самыми большими в течение трех последующих лет войны – вплоть до лета 1944 года, когда в ходе Белорусской стратегической операции была уничтожена немецкая группа армий «Центр».
Теперь о манипуляциях Солонина цифрами. В эпилоге книги Солонин обозначил ее цель: «Перевести обсуждение вопроса «о человеческом факторе» и его роли в катастрофическом поражении Красной армии из области эмоций, ритуальных фраз… в сферу науки; для начала такой простой науки, как арифметика». Но отношения с «такой простой наукой, как арифметика», у Солонина не заладились.
Во-первых, Солонин безнадежно запутался в численности людских потерь Западного фронта. Сначала он «подсчитал», что общие людские потери Западного фронта в период с 22 июня по 9 июля 1941 года составили 540 тыс. человек. А затем Солонин привел другие данные о потерях Западного фронта: попало в плен 338,5 тыс. красноармейцев, убито и ранено – 80–100 тыс. человек, «рассеявшихся» – 400–450 тыс. человек. В сумме получается не 540 тыс. человек, а значительно больше – порядка 820–880 тыс. Можно было бы предположить, что Солонин в число «рассеявшихся» включил и пленных, но в предисловии книги, описывая успехи вермахта, он разделяет эти категории потерь: «…Войска Прибалтийского и Западного особых военных округов …были разгромлены, рассеяны по лесам или взяты в плен… (выделено мной. – В.Л.)». Так сколько потерял Западный фронт по «подсчетам» Солонина – 540 тыс. человек или более 800 тыс.? Видимо, все же не 800 тыс. человек, поскольку общая численность войск Западного фронта перед началом войны была значительно меньше (625 тыс. чел.).
Во-вторых, аргументы Солонина в пользу своих цифр потерь Западного фронта несостоятельны. Поскольку упомянутые цифры намного превышают сведения о потерях Западного фронта (418 тыс. чел.), содержащиеся в книге «Гриф секретности снят» (издание 1993 года) авторского коллектива под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева, то Солонин попытался опорочить цифры Кривошеева. Он заявляет: «…Сегодня уже не вызывает сомнений явное и значительное занижение данных о потерях, допущенное составителями сборника «Гриф секретности снят» (сборник Кривошеева)…» В качестве подтверждения этого вывода Солонин ссылается, в частности, на собственный подсчет балансовым методом безвозвратных потерь Красной армии в 1941 году, проведенный в книге «22 июня. Анатомия катастрофы» (издание 2013 года). Однако подсчет Солонина ошибочен. За основу им взята справка о численности Красной армии, пополнении и потерях за период с начала войны по 1 марта 1942 года, которую подписал начальник организационно-учетного отдела Оперативного управления Генерального штаба полковник Ефремов. Согласно этой справке, к 1 марта 1942 года в Красную армию было призвано (с учетом довоенной численности) 17 414 тыс. человек. За вычетом безвозвратных потерь в армии должно быть 14 197 тыс. человек, а реально было 9315 тыс. человек. Недостающие 4882 тыс. человек Солонин полностью отнес к безвозвратным потерям, получив общую оценку «безвозвратных потерь 41 года в размере 7,5–8 млн человек», что на 3,9–4,4 млн человек больше, чем у Кривошеева (около 3,6 млн чел.). Но дело в том, что в период с 22 июня 1941 года по 1 марта 1942 года в Красной армии кроме безвозвратных потерь была и другая убыль личного состава: мобилизованные, но захваченные немцами до прибытия в войска (500 тыс. чел.), уволенные из армии по ранению или болезни (около 600 тыс. чел.), направленные для работы в народное хозяйство (более 1300 тыс. чел.), на пополнение внутренних войск и вооруженных формирований других ведомств (более 400 тыс. чел.), находящиеся в госпиталях (около 1300 тыс. чел.), осужденные за воинские преступления (около 200 тыс. чел.) и не разысканные дезертиры (примерно 100 тыс. чел.). Если все эти составляющие убыли личного состава Красной армии учесть, то на долю безвозвратных потерь советских войск за период с 22 июня 1941 года по 1 марта 1942 года будет приходиться не 7,5–8,0 млн человек, как подсчитал Солонин, а примерно 3,7 млн, что сопоставимо с цифрой, приведенной Кривошеевым в книге «Гриф секретности снят».
В-третьих, Солонин так и не сумел дать количественную оценку якобы низкого боевого духа советских войск. Конкретные цифры у Солонина не сложились: он смог лишь продекларировать, что дезертиров было «огромное количество», а «…пропавших без вести было во много раз (часто – на порядок) больше совокупного числа учтенных в штабных документах убитых и раненых».
Выполним теперь то, что не сумел сделать Солонин, – оценим количественно справедливость его утверждений относительно «боевого духа» Красной армии в начале войны. Сначала определим численность советских солдат, дезертировавших из войск Западного фронта в ходе боев с 22 июня по 6–9 июля 1941 года. Для этого оценим отдельные составляющие потерь Западного фронта в рассматриваемом периоде. Поскольку данные Кривошеева несравненно адекватнее, чем цифры Солонина, отражают результаты противоборства Красной армии и вермахта в 1941 году, то для количественной оценки отдельных составляющих потерь Западного фронта воспользуемся сведениями из книги «Гриф секретности снят».
В общее число потерь Западного фронта (418 тыс. чел.) входят санитарные потери (77 тыс. чел.) и безвозвратные потери (341 тыс. чел.), включающие погибших и умерших от ран, попавших в плен и пропавших без вести. Число пленных на Западном фронте Солонин определяет в 338,5 тыс. человек, но эта цифра завышена, поскольку в числе пленных было большое число гражданских лиц. Солонин, правда, с этим категорически не согласен: «В последние годы чрезвычайное распространение в патриотических кругах получила байка (выделено мной. – В.Л.) о том, что «немцы хватали всех мужчин призывного возраста и зачисляли их в военнопленные». Авторов и распространителей этого бреда нисколько не смущают простые вопросы: «Зачем?», «Кто их должен кормить?», «Как совместить это с фактом освобождения сотен тысяч реальных военнопленных?» Эта фраза Солонина «феерически» (любимое его слово) дремуча. Удивительно, но «тучные стада» (это тоже из словаря Солонина – таким эпитетом он характеризует советских историков) единомышленников не подсказали Солонину, что автором «байки» был не кто-то из «патриотических кругов», а немецкий чиновник Ксавер Дорш из Организации Тодта, который 10 июля 1941 года сообщил министру по делам оккупированных территорий Розенбергу, что войска 4-й армии генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге оборудовали под Минском «на территории величиной примерно с Вильгельм-плац (берлинская площадь. – В.Л.)» лагерь для почти 100 000 военнопленных и 40 000 гражданских лиц. А одним из «распространителей этого бреда» (о наличии среди военнопленных лиц, не относящихся к военнослужащим Красной Армии. – В.Л.) стал известный немецкий историк Кристиан Штрайт, указавший в книге «Они нам не товарищи» (издание 2009 года), что «…члены специальных дружин из гражданских учреждений, народное ополчение, рабочие батальоны, милиция и пр. …составляли в 1941 г. значительную часть пленных». Реально в общем числе советских пленных 1941 года примерно 20% составляли лица, не относящиеся к военнослужащим Красной Армии, т.е. из 338,5 тыс. человек, взятых немцами в плен в Белостокском и Минском котлах, пленных красноармейцев было около 270 тыс. человек (часть из них – примерно 10% – попали в плен ранеными). Это значит, что на долю погибших и пропавших без вести воинов Западного фронта приходится порядка 70 тыс. человек (341 тыс. чел. минус 270 тыс. чел.). В немецких документах сообщается об уничтожении большого числа красноармейцев при их многочисленных попытках вырваться из окружения. В оперативной сводке группы армий «Центр» от 30 июля 1941 года сообщается: «…русские несут громадные потери убитыми, пленных мало…» Строго говоря, одной этой фразы достаточно, чтобы поставить жирный крест на всей «концепции» Солонина. Очевидно, число погибших воинов Красной Армии на Западном фронте было не менее 50 тыс. человек. Таким образом, избежавших немецкого плена пропавших без вести красноармейцев Западного фронта было примерно 20 тыс. человек. Если из них вычесть вышедших из окружения, а также примкнувших к партизанам, то дезертиров из состава войск Западного фронта, которые постарались «…остаться на оккупированной противником территории, вернуться к себе домой, осесть в «примаках» у сердобольной солдатки и т.п.…», было не «огромное количество», как полагает Солонин, а статистически незначимое число – несколько тысяч человек.
***
В книге Солонина содержится много пренебрежительных и язвительных фраз, высмеивающих «ритуальные фразы» и «пропагандистские заклинания» советских историков. Но по части пропагандистских уловок советские историки – дети малые в сравнении с Солониным. Его книга просто кишит различного рода «ритуальными фразами» и «пропагандистскими заклинаниями»: о «стихийном распаде» и превращении Красной Армии «в вооруженную и стремительно разоружающуюся толпу», о «массовом дезертирстве» и огромном числе «рассеявшихся» и «убежавших в лес» красноармейцев, о том, что «сопротивлялась лишь малая часть огромной советской армии», что ее боевые потери были «многократно меньше потерь от явного и скрытого дезертирства», что «история войн такого не знала», что «стрелявших было во много раз меньше, чем «пропавших», что «на каждых десять героев, проливавших кровь за Родину, приходилось 30–40–50 бросивших свое оружие», и т.д. и т.п.
Все это пропагандистское кликушество Солонина вызывает, пользуясь его же фразеологией, «чувство неловкости и стыда» за все им написанное.
Впрочем, в словарном арсенале Солонина есть три слова (предназначенные им, естественно, для других), справедливо и точно указывающие место, которое заслуживают его многочисленные военно-исторические «изыскания», – «только на свалке». Книги Солонина достойны именно этого места не столько из-за их научной ничтожности, сколько потому, что они представляют собой опасный для нравственного здоровья населения страны духовный яд, состоящий из исторической клеветы, искажений и грязных домыслов относительно поведения воинов Красной Армии в начале Великой Отечественной войны. Какие бы красивые слова Солонин ни говорил о назначении своих книг, но именно такие книги, унижающие и оскорбляющие Красную Армию, называющие ее «огромной вооруженной толпой», обливающие грязью якобы трусливых и не умеющих воевать советских полководцев и солдат и восхваляющие военное искусство немецких генералов и воинское мастерство солдат вермахта, формируют у подрастающих поколений как в России, так и в других странах, образовавшихся при распаде СССР, негативно-пренебрежительное отношение к подвигу советского народа, способствуют росту нацистских настроений в молодежной среде. Такой духовный яд крайне опасен для нравственного здоровья населения России. Недооценка этой опасности вылилась на Украине в бесчинства бандеровских нацистских банд, яростно разрушающих памятники советским воинам, оскорбляющих и избивающих ветеранов Великой Отечественной войны, и, в конечном счете, явилась одной из причин кровавой братоубийственной гражданской войны.
***
Что касается приведенных выше утверждений Гавриила Попова и Михаила Жванецкого, то они также не соответствуют действительности. Во-первых, как было показано, народ и армия сражались с фашистами с первого дня войны. Стойкость и мужество советских войск сорвали планы вермахта по выполнению плана «Барбаросса». Первоначально немцы планировали взятие Москвы и Ленинграда не позднее 20 июля 1941 года. Но уже в июле 1941 года в продвижении вермахта начались серьезные сбои. Прошло 20 июля 1941 года, но ни Москва, ни Ленинград немецкими войсками не были взяты. В конце июля 1941 года немецкое командование назначило новый срок захвата Москвы и Ленинграда – 25 августа 1941 года. Опять не вышло: к концу августа 1941 года группа армий «Север» Ленинград не захватила, а войска группы армий «Центр» еще и не начинали наступление на Москву. 6 сентября 1941 года Гитлер подписал Директиву №35 о переходе группы армий «Центр» в генеральное наступление на Москву. Перед началом наступления, 29 сентября 1941 года, генерал-фельдмаршал Федор фон Бок провел совещание с командующими армиями и танковыми группами. Войскам группы армий ставилась задача захватить Москву к 7 ноября 1941 года, до наступления русской зимы. Но вновь ничего не сбылось. В ходе подмосковных боев немцам не удалось ни захватить, ни окружить Москву, а начатое 5 декабря 1941 года контрнаступление советских войск нанесло вермахту первое крупное поражение во Второй мировой войне. Итоговый результат действий вермахта в 1941 году: ни одна из целей плана «Барбаросса» не была достигнута.
А во-вторых, народ и армия, к большому сожалению Гавриила Попова, упорно сражались не просто за Родину – Россию, а за социалистическую Родину – СССР. Это вынужден был признать уже в июле 1941 года руководитель абвера (разведка вермахта) адмирал Канарис: «…не все идет по намеченному плану. Увеличиваются признаки того, что эта война не только не вызовет ожидавшийся в России внутренний коллапс, но, напротив, приведет к укреплению большевизма» (цит. по: Уткин А.И. «Вторая мировая война», издание 2003 года). Такое же мнение сформулировало Верховное командование вооруженных сил Германии (ОКВ) в приложении к директиве от 8 сентября 1941 года: «Впервые в этой войне немецкому солдату противостоит противник, подготовленный не только как солдат, но и как политический противник, который видит в коммунизме свой идеал, а в национал-социализме – своего злейшего врага» (цит. по: Соловьев Б.Г. «Внезапность нападения – орудие агрессора», издание 2002 года).
***
Отметим, что попытки Марка Солонина, Владимира Бешанова, Гавриила Попова дать негативную оценку «боевого духа» Красной Армии в 1941 году выглядят дилетантскими. В них не фигурирует общепризнанный показатель «боевого духа» войск – показатель их стойкости в боях. В качестве такого показателя используется отношение числа погибших воинов к числу сдавшихся в плен: чем больше это отношение, тем более стойкой считается армия. Оценим стойкость Красной Армии в 1941 году в сравнении со стойкостью других участников войны в критические для них периоды войны. Красная Армия в 1941 года, по данным Кривошеева («Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь», 2014 год), потеряла 802,2 тыс. человек погибшими и 2353 тыс. человек пленными. Потери Польши за 20 дней боев против немцев в сентябре 1939 года, по данным М.И. Мельтюхова («Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939–1941 (Документы, факты, суждения)», 2000 год), составили 66,3 тыс. человек убитыми и 420 тыс. человек пленными. Франция в мае–июне 1940 года понесла следующие потери: убитыми – 90 тыс. человек, а пленными – более 1,5 млн (книга «Вторая мировая война. Итоги и уроки», 1985 год). Наконец, вермахт с июля 1944 года по 8 мая 1945 года, по данным Р. Оверманса (книга «Deutsche Militarische Verluste im Zweiten Weltkrieg», 1999 год), и Б. Мюллера-Гиллебрандта (книга «Сухопутная армия Германии, 1933–1945 гг.», Т. 3: «Война на два фронта», 1976 год), потерял около 1500 тыс. человек погибшими и 6,1–6,2 млн человек пленными (на советско-германском фронте – около 2,9 млн человек, на западном фронте – 3,2–3,3 млн чел.). Рассчитанные по приведенным данным характеристики стойкости армий Второй мировой войны представлены в табл. 2.
Данные табл. 2 показывают, что в 1941 году, в самое катастрофическое для Красной Армии время войны, ее стойкость в борьбе с врагом была выше стойкости польской армии более чем в два раза; стойкости французской армии – более чем в пять раз; и выше стойкости гитлеровской армии в последние 10 месяцев войны – примерно в 1,4 раза. Последняя цифра демонстрирует, что солдаты и офицеры Красной Армии более стойко и отважно защищали СССР в 1941 году, чем солдаты и офицеры вермахта Германию в 1945 году.
В.В. Литвиненко
Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.