60 лет назад в Берлине построили стену — антифашистский защитный вал

История Великой Китайской стены, защищавшей империю от врагов, насчитывает более 2300 лет. Берлинская стена простояла чуть более 28 лет. Она была детищем «холодной войны». По решениям Потсдамской конференции союзников по антигитлеровской коалиции Германия и Австрия, равно как и их столицы Берлин и Вена, были поделены на четыре сектора: советский, американский, британский и французский. Если в послевоенные годы в отношении Австрии удалось достичь взаимопонимания (объединения страны при условии её нейтралитета и неприсоединения к военным блокам), то в Германии уже к началу 1950-х годов стало проявляться жёсткое противостояние стран социалистического содружества и капиталистического лагеря.

Вопреки миролюбивым предложениям Сталина и Молотова (нота Сталина 1952 года) по объединению Германии на основе нейтралитета, западногерманский канцлер Конрад Аденауэр и окружавшая его правящая верхушка, состоявшая, по подсчётам историков, на 90% из бывших кадров НСДАП, предпочли получить «половину Германии целиком, нежели всю Германию наполовину», как позже вспоминал первый канцлер ФРГ. В 1949 году в западных секторах была введена марка ФРГ, в 1955-м — основана западногерманская армия бундесвер, а в 1956 году запрещена компартия.

Возведение Берлинской стены стало логическим завершением оформившегося конфликта военно-политических блоков. Её строительство началось 13 августа 1961 года по решению совещания секретарей коммунистических и рабочих партий стран Варшавского Договора, прошедшего с 3 по 5 августа 1961 года и на основании постановления Народной палаты ГДР от 11 августа 1961 года.

Сооружению Берлинской стены предшествовало обострение политической обстановки вокруг Берлина. Оба военно-политических блока — НАТО и Организация Варшавского Договора (ОВД) — подтвердили непримиримость своих позиций в «Германском вопросе». Правительство Западной Германии во главе с Конрадом Аденауэром ввело в 1957 году «доктрину Хальштейна», которая предусматривала автоматический разрыв дипломатических отношений с любой страной, признавшей ГДР. Оно категорически отвергло предложения восточногерманской стороны о создании конфедерации.

В ноябре 1958-го глава Советского правительства Н.С. Хрущёв обвинил западные державы в нарушении Потсдамских соглашений 1945 года. СССР предложил превратить западные секторы Берлина в «демилитаризованный вольный город». Переговоры министров иностранных дел США, Великобритании и Франции с главой МИД СССР в Женеве весной и летом 1959 года закончились безрезультатно.

В августе 1960 года правительство ГДР ввело в действие ограничения на посещение гражданами ФРГ Восточного Берлина в целях пресечения реваншистской пропаганды и попыток саботажа и поджогов. В ходе военных манёвров ФРГ в одном только 1961 году граница ГДР была нарушена 137 раз, активную деятельность на территории ГДР и Восточного Берлина вели западногерманские антикоммунистические агитаторы.

Западная Германия отказалась от торгового соглашения между обеими частями страны, что ГДР расценила как объявление экономической войны. У ГДР и стран ОВД не оставалось иного выхода, кроме как укрепление государственной границы. В противном случае Восточной Германии грозила полномасштабная экономическая и политическая дестабилизация, которая повлекла бы плачевные последствия для стран социалистического содружества и самого СССР. В 1961 году это все осознавали. Строительство стены было гарантией сохранения статус-кво и давало возможность для мирного развития.

С диалектической точки зрения, стена выполняла две функции: антифашистский защитный вал, как стену называли в ГДР, служил не только гарантией мира в Европе и того, что по меньшей мере треть мира удалось вывести из-под гнёта капитала, но и того, что Германия в условиях существования стены не могла вырасти до таких размеров, чтобы представлять угрозу миру. Ведь эта страна развязала две мировые войны и была виновна в целенаправленном уничтожении десятков миллионов человек в Европе, в том числе 27 миллионов советских граждан и 6 миллионов евреев.

Восточным немцам стена гарантировала отсутствие безработицы и бедности, низкие квартплаты и доступное жильё, бесплатное здравоохранение и образование, а западным — более гуманные для капиталистической страны условия жизни и работы, ибо за стеной была витрина социализма, с которой, во избежание недовольства рабочего класса у себя дома, капиталистам Западной Германии нужно было поневоле конкурировать.

Никаких объективных причин для разрушения стены не существовало. Здесь сработал субъективный фактор: стена стала разменной монетой в политических играх Горбачёва, Яковлева и Шеварднадзе с Западом. Но не только для этих предателей, но и для всех, кто вследствие оппортунистических зигзагов наивно поверил в некую «теорию конвергенции» между социализмом и капитализмом и возможность договориться с шулером (посмеялся бы Маркс над идеей конвергенции двух исторических формаций)…

То, что стена, самое прекрасное чудо света, как её обозначил немецкий драматург и ученик Брехта Петер Хакс, находится под угрозой, стало ясно ещё к середине 1987 года, когда западногерманская СДПГ и восточногерманская СЕПГ выпустили совместную резолюцию «Спор идеологий и общая безопасность», а в официальной коммунистической печати того времени поездка председателя Госсовета ГДР в Бонн была названа «историческим визитом».

Герман Гремлица, издатель немецкого левого журнала «Конкрет», с горькой иронией писал тогда: «У мировой истории дважды перехватило дыхание. У меня тоже, и это событие представляется мне хорошей возможностью для того, чтобы выяснить недоразумение, которое нам не следовало бы тащить с собой в последующие исторические эпохи. Ошибается тот, кто считает, что я люблю коммунизм за его красивые стороны: за множащиеся победы на производственном фронте, на котором трикотажная фабрика «Нойбранденбург» в очередной раз выполнила план на 108 процентов; за всеобщее распределение дачных участков и последовательное углубление и охрану культурного наследия от Лютера до Бисмарка; за послабления при выезде за границу, в человеческом общении и за разворот антенн на Запад. Даже заявление генерального секретаря СЕПГ о том, что граница между ФРГ и ГДР нас вскоре «объединит», меня не смогло убедить.

Если отвлечься от исторических резолюций и рукопожатий, я симпатизировал и симпатизирую той внутренней красоте, которая скрыта за внешним уродством: незабываемому вкладу коммунистов в разгром и раздел Германского рейха; строительству стены и расширению пограничной зоны; созданию полка, который запрещает свободное выражение мнения шпане, задававшей в своё время тон в пивных и в колонках читательских писем от Ростока до Зуля подобно тому, как она задаёт этот тон сегодня от Фленсбурга до Пассау.

Ничто не будит во мне более нежных чувств, чем страна, из которой бегут немецкие стоматологи.

Однако большим счастьем является система, которая мешает господам, придерживающимся принципа «разделяй и властвуй», подчинить себе целый земной шар и свести всё человеческое существование к одному пункту — как обобрать и валоризировать ближнего своего, которая сооружает хорошо охраняемые границы — географические и идеальные — против идеологии Freedom and Democracy, которая, возможно, не самостоятельно и не окончательно отвечая на вопрос, приоткрывает человечеству возможность другого порядка, отличного от того, который «Уорнер Брозерс», «ЭМИ» и «Бертельсман» провозглашают единственно возможным».

Далее Гремлица приводит издержки из резолюции СДПГ и СЕПГ: «Социал-демократы и коммунисты основываются на гуманистическом наследии Европы. Обе силы обязуются выступать продолжателями этого наследия, блюсти интересы трудящихся, бороться за демократию и права человека. Но более семидесяти лет они ведут ожесточённый спор о том, в какой форме это должно произойти… Спор об основополагающих позициях может стать частью плодотворного соревнования систем, если коммунисты и социал-демократы будут уважать принципиальные решения оппонента, не заниматься созданием образа врага, не ставить под вопрос мотивы другой стороны… Ни одна из сторон не должна лишать своего оппонента права на существование…

В обеих системах существовали и существуют опасения, что другая сторона в силу своих интересов и господствующей идеологии заинтересована в экспансии своего влияния и сферы господства. На Западе это опасение касается того, что марксистско-ленинский тезис о всемирном революционном процессе сводится к экспорту революции и служит оправданию советских претензий на власть. В марксизме-ленинизме ответная тревога основана на анализе Марксом характера капиталистического товарного производства, на работах Ленина о характере монополистического капитализма, равно как на восприятии и толковании доминирующей антикоммунистической стратегии и политики современности. Поэтому в процессе, ведущем к всеобщей безопасности, такие страхи должны быть устранены».

Гремлица продолжает: «Само собой подразумевается, что люди, желающие «устранить страхи», несколькими строками ниже обещают сделать это «бескровно» и клянутся сформулировать «основные правила культуры политического спора», прекраснейшее из которых звучит так: «Необходимо исключить всё, что другая сторона может посчитать принципиально не мирным или не способным к миру». Читатель, вероятно, уже подумал, что СЕПГ не без причин либо не без оснований воздерживается от этой сезонной распродажи познаний. Она их обнаружила «в нашей новой исторической мировой ситуации... в том, что человечество способно только совместно выжить или совместно погибнуть. Эта альтернатива не имеет исторического аналога…» Верно то, что нельзя допустить ядерную войну. В последние три десятилетия советские ракеты её успешно предотвратили. Сейчас дела обстоят таким образом, что США, казалось бы, можно принудить к осознанию того, что их ядерное оружие в будущем не сможет обеспечить им победы. …Разумеется, существует и иной путь: протянуть рушащейся мировой державе и её союзникам руку и договориться о чём-то среднем. Это пойдёт на пользу и внешнему облику коммунизма, к примеру, всё более всеохватывающему удовлетворению потребительского спроса... Ленин в одной из своих работ указывал на опасность детской болезни «левизны» в коммунизме. Старческие недуги последнего ему известны не были».

Сразу после разрушения Берлинской стены и аннексии ГДР Западной Германией капиталисты и политики ФРГ границу между НАТО и Варшавским Договором юридически превратили в границу «внутри-германскую». Это позволило объявить пограничников ГДР «преступниками», а перебежчиков — «героями». Памятник 26 пограничникам Германской Демократической Республики, погибшим от вражеских пуль при исполнении воинского долга, был снесён новыми властями в 1994 году. Буржуазная пресса ФРГ сегодня лицемерит, проливая крокодиловы слёзы по 101 «жертве стены», не только потому, что именно та капиталистическая система, частью которой она является, своей военной, экономической и идеологической агрессией вынудила в своё время страны социалистического лагеря пойти на укрепление границ, но и на фоне того, что в период с 2014 по 2019 год при попытке пересечения границ Европейского союза погибло более 19 тысяч человек.

Стену, благодаря которой за время её существования немецкий народ не участвовал ни в одном военном конфликте, а в Европе впервые за всю историю на протяжении нескольких десятилетий не было выпущено ни одной пули, по праву можно назвать восьмым чудом света. Она могла бы стоять и дольше, а мы могли бы жить под мирным небом и не знать тех войн и братоубийственных конфликтов, которые после её падения прокатились от Югославии до Кавказа; не знать потоков беженцев, бегущих от бомб Запада с разрушенного Ближнего Востока и из разграбленной Африки. Беда в том, что Берлинской стены более нет.

Андрей Дульцев